Chechen Popular Soviet Folk: Movladi (2017) 320kbps

Chechen Popular Soviet Folk: Movladi (2017) 320kbps

Ored Recordings recorded two artists performing Chechen songs and dance melodies: Movladi Yusupov and Haron Bolotbiev during their 1 day expedition to Grozny in March of 2016. We prepare for every expedition thoroughly, but that one was more like a random trip this time. Evgeny Kharlamov, a founder of Balaliker, invited us to join him on his trip. He wanted to get familiar with a Chechen plucked instrument Phandar and find artists and handicraftsmen for collaboration, while we hoped that our past impression of the region as a place where epic songs and the late Soviet traditional music were ultimately forgotten would vanish.

Movladi Haronovich Ysupan (Yusupov) -

is ametalsmith and continuator of family business, who is forced to introduce tourists and official delegations to Chechen traditions. The municipal ministry of culture often organize his trips to the political summits, contests, and other events of such sorts. However, this activity does not make him well off financially.

We saw the tired elderly who is used to answer to inquiries about the basics of smithcraft, Vainakhish cold weapons, and a romantic appeal of traditional culture. Few people know about Yusupov as a musician, and people got perplexed upon our visit. Movladi learned to play Phandar (the Chechen violin) just for fun, neither considering musicianship an occupation nor a serious enterprise. Thinking that we were looking for a professional artist and connoisseur of music folklore, Yusupov denied that he is an artist, saying ‘I do not even know what to play for you. I am not an artist, as you mistakenly might be thinking…’. However, he could not say no to the guests who were accompanied by Adlan Bolotbiev, the son of our second informant and Yusupov's close friend. Having started with some skepticism and reluctance, the metalsmith eventually became more talkative and willing to play his Phandar.

Another aspect that fascinates us in the artist is the fact that he shows a live example of how the traditional music have existed through the Soviet times up to now. Movladi belongs to the fourth generation of the smithcraft. He studied musicianship not from the local pandits but during his military service: first he started playing a guitar, then balalaika. Back then, the Yusupov's repertoire comprised of Russian melodies and comic verses, and he hesitated to perform the latter in the presence of his friend’s son.

He turned to Phandar and the traditional music later. Upon his return from Kazakhstan in the 50s, where Ingush and Chechen people were deported to by the government in 1944, Movladi got interested in folk music broadcasted by the local radio station. Works of Chechen composers and versions of ancient melodies were primarily aired at that time, and Movladi, as many others, took those works as the truly authentic material. ‘This is an ancient Chechen melody written by Dimaev Umar, the famous composer’ - commented Movladi while describing the material we recorded.

If we assume that Yusupov mistook those works for something authentic or purposefully presented the Soviet as the original folk music, we encounter lots of issues. Shall we put a sign of equality between folk and traditional music? What is the unit of measure: the music form discovered by folklorist or what an artist call a tradition? Can a non-folk piece of music become folk one?

We attempted to resolve that issue while working on our 9th music release with Abkhazian ensemble Gunda and on 13th music release with Balkarian choir Iynar. The latter tells us about artwork of the Soviet composers and how it created a tradition: it is commonly handed over through the oral tradition, however not from a father to a son during community gatherings, but from an artist to a listener through radio broadcasting.

Movladi, who was brought up in the Soviet Chechen music environment, has its own view on functions of folklore. He is not familiar with illy, traditional kind of Chechen songs about famous abreks, Russo-Circassian War, and civil wars. Asked about songs on vendetta, Movladi replied: “What is the point in killing one’s neighbour for the sake of revenge? What is heroic about it? A hero is the one who can rely on the God and forgive. People would not sing about the evil”.

This explains why Movladi chose certain melodies: they are all about the good from the humanity standpoint. Yusupov sees traditional songs not as reflections of life which are often not positive, but as means of praising virtues. Perhaps, as many other Chechen, having witnessed more than one conflict, he avoids such themes in his songs. The harsh reality in and of itself is enough to keep silent about it in songs.

For our recording session, Movladi played Chechen songs and dance melodies variations (mostly variations of Lezginka) of the post-World War II period. The common theme is a message from a young man to a young woman or a meeting of the young people beside a spring. Those songs are often full of the Soviet stereotypes: a mountain woman with a water pot, a noble jigit (a skillful young man), or the sunny mountain area.

Looking at Yusupov’s repertoire, the Sufi melodies played on Phandar during Zikrs are the most outstanding (tracks 11-15). It is said that Sufi people of Nakhshbandi tariqa play Phandar during spiritual gatherings. Nakhshbandi is the brotherhood that have rejected to establish connection with Ored Recordings several times despite recommendations given by the respected Chechen people. Movladi heard those melodies during healing sessions (for example, such special melodies are known in Circassian culture) and Zikrs. Yusupov does not sing in the recordings. Apparently, he has not practiced singing and has remembered those melodies just for his own sake. This tells us not about artist’s competences but about the specific situation where music is handed over to amature musicians by professional artists.

Haron Bolotbiev Ramazanovich -

(OR 016-2)

is the former director of the state gallery named after Akhmat Khadi Kadirov and the member of the All-Russia People's Front, which determines his self-perception, perception of music and his audience.

As Movladi, Haron does not have a degree in musicianship or solid experience in performance. Bolotbiev seems to be not interested in Heroic songs (Illy) we were looking for. Yet he remembered a few patriotic songs of the Soviet period. The themes and plots are alike: the stunning Caucasian landscapes, the turbulent Terek river, a young man (jigit) and mountain woman beside the river, etc. Either it is the cliche of lazy songwriters or a style within the Soviet tradition: the answer depends on a listener. Haron himself calls the artwork of the Chechen composer “ancient songs” or “folk art”.

Although both artists played music of the same period and genre, the sound was drastically different. This is not due to the fact that the first music release includes only melodies whereas the second one has songs; the reason why they are different is the fact that the artists perceive themselves and a recording environment in different ways.

Movladi agreed to be recorded just to please his guests, he was not interested in presenting Vakhan music and the music release in and of itself. Bolotbiev put on a national costume and took a book with song lyrics not to be mistaken and demonstrate the diversity of the Chechen song tradition during a recording session.

Haron is used to formal events, and our work with him resembled an album recording session rather than an ethnographic expedition. It is difficult to say whether he enjoyed playing music or not.

We barely understand what exactly the following recording represents: either it is some kind of Vainakhish folk art or the example of the Soviet music tradition. Is the precise answer possible in the situation where new rituals, contexts, and sounds are constantly changing and living side by side?

Tracklist:

1. Morning in the Terek

2. Lezginka

3. Dance

4. The girl at the river

5. The Ingush melody

6. The girl in the field

7. Malika

8. Time

9. Letter from Front

10. Song of deportation

11. I

12. II

13. II

14. IV

15. V

Sound: Timur Kodzoko

Sound editing: Timur Kodzoko

Cover photo: Evgeny Kharlamov

Cover art: Milana Khalilova

Notes: Bulat Khalilov, Yaroslav Suzdaltsev, Olesya Altynbaeva

Special thanks to Adlan Bolatbi and Khava Khamzatova

Recorded in Russia, Checnya, Shali village

March 2016

____________________________________________________

Двух исполнителей чеченских песен и танцевальных наигрышей советского периода — Мовлади Юсупова и Харона Болотбиева — OR записали во время однодневной экспедиции в Грозный и Шали в марте 2016 года.

Поездка, как правило основательно подготовленная, на этот раз напоминала случайную вылазку. Вместе с собой нас позвал Евгений Харламов из мануфактуры БалалайкерЪ, желавший познакомиться с чеченским щипковым инструментом дечиг-пондаром, а заодно найти музыкантов и мастеров-ремесленников для сотрудничества. Мы же надеялись развеять ощущение предыдущей поездки в республику, будто исторические и эпические песни, вместе с более поздней светской традиционной музыкой здесь окончательно забыты.

Мовлади Харонович Юсупов —

кузнец, продолжатель фамильного дела, которому приходится знакомить туристов и официальные делегации с традициями чеченцев. Местный минкульт часто организует ему выезды на форумы, конкурсы и тому подобные мероприятия, что, впрочем, не делает ремесленника финансово благополучным.

Нашим глазам предстал подуставший пожилой человек, привыкший отвечать на расспросы об азах кузнечного дела, вайнахском холодном оружии и романтике традиционной культуры. О Юсупове-музыканте мало кто знал, и цель нашего приезда вызвала недоумение. Дечиг-пондар и чондарг (чеченскую скрипку) Мовлади освоил для удовольствия, не считая музицирование ни профессией, ни серьёзным увлечением. Подумав, что приезжие ищут признанного исполнителя, знатока музыкального фольклора, Юсупов начал отнекиваться: «Я даже не знаю, что вам сыграть. Я не артист, как вы, наверное, думаете...»

Но отказать гостям, да ещё и с Адланом Болотбиевым в проводниках — сыном нашего второго информанта и близкого друга Юсупова — Мовлади не смог. Начав со скепсисом и неохотой, кузнец всё же разговорился и разыгрался.

Исполнитель в нашем деле интересен и как тот, на чьём примере проявляется жизнь традиционной музыки в советское время и сегодня. Мовлади — кузнец в четвёртом поколении. Музыке же он начал учиться не у местных сказителей, а во время службы в армии — в 60-е в центральной России, причём сперва на гитаре и балалайке. В то время репертуар Юсупова составляли русские наигрыши и скабрёзные частушки, которые он постеснялся исполнять в присутствии сына друга.

К дечиг-пондару и родному материалу наш информант перешёл следующим образом. Ещё по возвращении в 50-х годах из Казахстана, куда ингушей и чеченцев в 1944 году депортировало государство, Мовлади увлёкся ротировавшейся на местном радио «народной музыкой». Преимущественно эфир заполняли произведения чеченских композиторов, аранжировки старинных мелодий, но Мовлади, как и многие, принял эти стилизации за подлинно традиционное. «Это старинная народная чеченская мелодия, её написал Димаев Умар, известный композитор», — в таком духе комментировал Мовлади записанное.

Если сказать, что Юсупов попросту ошибся или нарочно выдал советскую эстраду за корневой фольклор, возникает лабиринт вопросов. Правильно ли ставить знак равенства между музыкой «народной» и «традиционной»? Мерило — это изученный фольклористами канон или то, что исполнитель именует традицией? Может ли нефольклорное произведение стать народным?

Попытку выбраться из лабиринта мы предприняли во время работы над девятым релизом с абхазским ансамблем Гунда и продолжили на OR-013 с балкарским хором Ийнар. В описании к последнему говорится, что творчество советских композиторов и исполнителей, похоже, создало параллельную традицию. Она передаётся бесписьменным путём, но не «от отца к сыну», через народные собрания, а от артиста к слушателю посредством радио.

У Мовлади, воспитанного в советской чеченской музыкальной среде, свой взгляд на функции фольклора. Ему не известны илли (традиционный вид песен у чеченцев) о знаменитых абреках, Русско-Кавказской войне или междоусобных конфликтах. Так, на вопрос о песнях кровной мести Мовлади ответил: «Чего хорошего в том, что человек убивает соседа ради мести? Что в этом героического? Герой — тот, кто сможет положиться на Бога и простить. Люди бы не стали петь о плохом».

Этим объясняется логика, согласно которой Мовлади выбрал мелодии: они о добром в общечеловеческом понимании. Для Юсупова традиционная песня — не отражение сторон жизни, подчас вовсе не позитивных, а средство воспевания добродетелей. Возможно, ему, как и многим чеченцам, повидавшим не один конфликт, суровой действительности хватает вне музыки.

Для записи Мовлади сыграл мелодии чеченских лирических песен и вариации на танцевальные наигрыши (по большей части — разновидности лезгинок) периода после Великой Отечественной войны. Частый сюжет песен — послание юноши к девушке или случайная встреча молодых у ручья, в которых обыгрываются советские стереотипы о горянке с кувшином, благородном джигите и солнечном горном крае.

В этом плане сильно выделяются наигрыши на чондарге суфийских мелодий, исполняемых во время зикров (записи 11-15). Говорят, на скрипке во время духовных практик играют суфии из тариката Нахшбанди, братства, которое не раз отказывалось идти на контакт с Ored Recordings, даже при наличии уважаемых в Чечне проводников. Сам Мовлади не слишком религиозен: просто слышал, как эти мелодии исполнялись по ходу врачевания (специальные наигрыши такого рода известны, например, у абхазов и адыгов) или собственно зикров.

На записи Мовлади не поёт. Видимо, пение он и не практиковал, запоминая мелодии не для будущих выступлений, а просто так. Говорит это отнюдь не о «качестве» исполнителя, а о специфике уже попадавших в сферу нашего внимания схем и особенностей передачи музыки от профессионального исполнителя к самодеятельным музыкантам.

Харон Рамзанович Болотбиев —

бывший директор Государственной галереи имени Ахмат-Хаджи Кадырова и член Общероссийского народного фронта, что сказывается на его восприятии себя, музыки и аудитории.

Как и у Мовлади, у Харона нет дипломов консерваторий или серьёзного опыта выступлений. Героическими илли, которые мы искали, Болотбиев, кажется, не интересовался. Зато помнил немало лирических и патриотических песен советского периода. Сюжеты и тематика те же: восхитительные виды Кавказа, буйный Терек, джигит и горянка на берегу и далее по списку. Шаблон это ленивых поэтов или канон уже советской традиции — ответ зависит от оптики наблюдателя. Сам Харон называет творчество чеченских композиторов «старинными песнями» или «народным фольклором».

Хотя оба исполнителя сыграли музыку одного периода и жанра, звучание релизов сильно различается. И дело не в том, что на первом альбоме только инструментальные наигрыши, а на втором присутствует пение. Причина непохожести — отношение к факту записи и себе как исполнителю.

Мовлади согласился на эту затею только чтобы не обидеть гостей — судьба релиза и презентация вайнахской музыки его интересовали мало. Болотбиев же надел для записи национальный костюм и взял книгу с текстами песен — дабы не ошибиться и продемонстрировать сохранность и богатство чеченской песенной культуры. Харон привык к официальным мероприятиям и наше общение больше напоминало запись альбома, чем этнографическую экспедицию. Сложно сказать, ощущал ли он радость от исполнения.

Что представлено на этих двух релизах вайнахской музыки — «клюква» или ставшая традицией часть советской культуры — мы затрудняемся ответить, не зная, возможен ли чёткий ответ там, где новые ритуалы, контексты и каноны звучания формируются постоянно и живут параллельно.

Треклист:

1. Утро на Тереке

2. Лезгинка

3. Танцевальная

4. Девушка у реки

5. Ингушская мелодия

6. Девушка в поле

7. Малика

8. Время

9. Письмо с фронта

10. Песня о депортации

11. I

12. II

13. II

14. IV

15. V

Запись звука: Тимур Кодзоков.

Правка звука, сведение: Тимур Кодзоков.

Фото на обложке: Евгений Харламов

Дизайн обложки: Милана Халилова.

Текст: Булат Халилов, Ярослав Суздальцев.

Особая благодарность Адлану Болотбиеву и Хаве Хамзатовой.

Записано в марте 2016 года.

Место записи: п. Шали, Чечня, Россия.

OR 016-1 (NEPA)

credits

released July 28, 2017

YÜKLE-Download