Chechen Popular Soviet Folk: Haron (2017) 320kbps
Ored Recordings recorded two artists performing Chechen
songs and dance melodies: Movladi Yusupov and Haron Bolotbiev during their 1
day expedition to Grozny in March of 2016. We prepare for every expedition
thoroughly, but that one was more like a random trip this time. Evgeny
Kharlamov, a founder of Balaliker, invited us to join him on his trip. He
wanted to get familiar with a Chechen plucked instrument Phandar and find
artists and handicraftsmen for collaboration, while we hoped that our past
impression of the region as a place where epic songs and the late Soviet
traditional music were ultimately forgotten would vanish.
Movladi Haronovich Ysupan (Yusupov) -
İs ametalsmith and continuator of family business, who is
forced to introduce tourists and official delegations to Chechen traditions.
The municipal ministry of culture often organize his trips to the political
summits, contests, and other events of such sorts. However, this activity does
not make him well off financially.
We saw the tired elderly who is used to answer to inquiries
about the basics of smithcraft, Vainakhish cold weapons, and a romantic appeal
of traditional culture. Few people know about Yusupov as a musician, and people
got perplexed upon our visit. Movladi learned to play Phandar (the Chechen
violin) just for fun, neither considering musicianship an occupation nor a
serious enterprise. Thinking that we were looking for a professional artist and
connoisseur of music folklore, Yusupov denied that he is an artist, saying ‘I
do not even know what to play for you. I am not an artist, as you mistakenly
might be thinking…’. However, he could not say no to the guests who were
accompanied by Adlan Bolotbiev, the son of our second informant and Yusupov's
close friend. Having started with some skepticism and reluctance, the
metalsmith eventually became more talkative and willing to play his Phandar.
Another aspect that fascinates us in the artist is the fact
that he shows a live example of how the traditional music have existed through
the Soviet times up to now. Movladi belongs to the fourth generation of the
smithcraft. He studied musicianship not from the local pandits but during his
military service: first he started playing a guitar, then balalaika. Back then,
the Yusupov's repertoire comprised of Russian melodies and comic verses, and he
hesitated to perform the latter in the presence of his friend’s son.
He turned to Phandar and the traditional music later. Upon
his return from Kazakhstan in the 50s, where Ingush and Chechen people were
deported to by the government in 1944, Movladi got interested in folk music
broadcasted by the local radio station. Works of Chechen composers and versions
of ancient melodies were primarily aired at that time, and Movladi, as many
others, took those works as the truly authentic material. ‘This is an ancient
Chechen melody written by Dimaev Umar, the famous composer’ - commented Movladi
while describing the material we recorded.
If we assume that Yusupov mistook those works for something
authentic or purposefully presented the Soviet as the original folk music, we
encounter lots of issues. Shall we put a sign of equality between folk and
traditional music? What is the unit of measure: the music form discovered by
folklorist or what an artist call a tradition? Can a non-folk piece of music
become folk one?
We attempted to resolve that issue while working on our 9th
music release with Abkhazian ensemble Gunda and on 13th music release with
Balkarian choir Iynar. The latter tells us about artwork of the Soviet
composers and how it created a tradition: it is commonly handed over through
the oral tradition, however not from a father to a son during community gatherings,
but from an artist to a listener through radio broadcasting.
Movladi, who was brought up in the Soviet Chechen music
environment, has its own view on functions of folklore. He is not familiar with
illy, traditional kind of Chechen songs about famous abreks, Russo-Circassian
War, and civil wars. Asked about songs on vendetta, Movladi replied: “What is
the point in killing one’s neighbour for the sake of revenge? What is heroic
about it? A hero is the one who can rely on the God and forgive. People would
not sing about the evil”.
This explains why Movladi chose certain melodies: they are
all about the good from the humanity standpoint. Yusupov sees traditional songs
not as reflections of life which are often not positive, but as means of
praising virtues. Perhaps, as many other Chechen, having witnessed more than
one conflict, he avoids such themes in his songs. The harsh reality in and of
itself is enough to keep silent about it in songs.
For our recording session, Movladi played Chechen songs and dance
melodies variations (mostly variations of Lezginka) of the post-World War II
period. The common theme is a message from a young man to a young woman or a
meeting of the young people beside a spring. Those songs are often full of the
Soviet stereotypes: a mountain woman with a water pot, a noble jigit (a
skillful young man), or the sunny mountain area.
Looking at Yusupov’s repertoire, the Sufi melodies played on
Phandar during Zikrs are the most outstanding. It is said that Sufi people of
Nakhshbandi tariqa play Phandar during spiritual gatherings. Nakhshbandi is the
brotherhood that have rejected to establish connection with Ored Recordings
several times despite recommendations given by the respected Chechen people.
Movladi heard those melodies during healing sessions (for example, such special
melodies are known in Circassian culture) and Zikrs. Yusupov does not sing in
the recordings. Apparently, he has not practiced singing and has remembered
those melodies just for his own sake. This tells us not about artist’s
competences but about the specific situation where music is handed over to
amature musicians by professional artists.
Haron Bolotbiev Ramazanovich -
is the former director of the state gallery named after
Akhmat Khadi Kadirov and the member of the All-Russia People's Front, which
determines his self-perception, perception of music and his audience.
As Movladi, Haron does not have a degree in musicianship or
solid experience in performance. Bolotbiev seems to be not interested in Heroic
songs (Illy) we were looking for. Yet he remembered a few patriotic songs of
the Soviet period. The themes and plots are alike: the stunning Caucasian
landscapes, the turbulent Terek river, a young man (jigit) and mountain woman
beside the river, etc. Either it is the cliche of lazy songwriters or a style
within the Soviet tradition: the answer depends on a listener. Haron himself
calls the artwork of the Chechen composer “ancient songs” or “folk art”.
Although both artists played music of the same period and
genre, the sound was drastically different. This is not due to the fact that
the first music release includes only melodies whereas the second one has
songs; the reason why they are different is the fact that the artists perceive
themselves and a recording environment in different ways.
Movladi agreed to be recorded just to please his guests, he
was not interested in presenting Vakhan music and the music release in and of
itself. Bolotbiev put on a national costume and took a book with song lyrics
not to be mistaken and demonstrate the diversity of the Chechen song tradition
during a recording session.
Haron is used to formal events, and our work with him
resembled an album recording session rather than an ethnographic expedition. It
is difficult to say whether he enjoyed playing music or not.
We barely understand what exactly the following recording
represents: either it is some kind of Vainakhish folk art or the example of the
Soviet music tradition. Is the precise answer possible in the situation where
new rituals, contexts, and sounds are constantly changing and living side by
side?
Tracklist:
1. Evening on the Terek river
2. Fatherland
3. My Caucasus
4. Fatherland (II)
5. To Beauty
6. Khelkharan (dance tune)
7. Turn the wheel!
8. Caucasian Morning
9. Time
10. Cry from the hart
Sound: Timur Kodzoko
Sound editing: Timur Kodzoko
Cover photo: Evgeny Kharlamov
Cover art: Milana Khalilova
Notes: Bulat Khalilov, Yaroslav Suzdaltsev, Olesya
Altynbaeva
Special thanks to Adlan Bolatbi
Recorded in Russia, Checnya, Tolstoy-Yurt village. March
2016
____________________________________________________
Двух исполнителей чеченских песен и танцевальных наигрышей
советского периода — Мовлади Юсупова и Харона Болотбиева — OR записали во время
однодневной экспедиции в Грозный и Шали в марте 2016 года.
Поездка, как правило основательно подготовленная, на этот
раз напоминала случайную вылазку. Вместе с собой нас позвал Евгений Харламов из
мануфактуры БалалайкерЪ, желавший познакомиться с чеченским щипковым
инструментом дечиг-пондаром, а заодно найти музыкантов и мастеров-ремесленников
для сотрудничества. Мы же надеялись развеять ощущение предыдущей поездки в
республику, будто исторические и эпические песни, вместе с более поздней
светской традиционной музыкой здесь окончательно забыты.
Мовлади Харонович Юсупов —
(см. OR 016-1)
кузнец, продолжатель фамильного дела, которому приходится
знакомить туристов и официальные делегации с традициями чеченцев. Местный
минкульт часто организует ему выезды на форумы, конкурсы и тому подобные
мероприятия, что, впрочем, не делает ремесленника финансово благополучным.
Нашим глазам предстал подуставший пожилой человек, привыкший
отвечать на расспросы об азах кузнечного дела, вайнахском холодном оружии и
романтике традиционной культуры. О Юсупове-музыканте мало кто знал, и цель
нашего приезда вызвала недоумение. Дечиг-пондар и чондарг (чеченскую скрипку)
Мовлади освоил для удовольствия, не считая музицирование ни профессией, ни
серьёзным увлечением. Подумав, что приезжие ищут признанного исполнителя,
знатока музыкального фольклора, Юсупов начал отнекиваться: «Я даже не знаю, что
вам сыграть. Я не артист, как вы, наверное, думаете...»
Но отказать гостям, да ещё и с Адланом Болотбиевым в
проводниках — сыном нашего второго информанта и близкого друга Юсупова —
Мовлади не смог. Начав со скепсисом и неохотой, кузнец всё же разговорился и
разыгрался.
Исполнитель в нашем деле интересен и как тот, на чьём
примере проявляется жизнь традиционной музыки в советское время и сегодня.
Мовлади — кузнец в четвёртом поколении. Музыке же он начал учиться не у местных
сказителей, а во время службы в армии — в 60-е в центральной России, причём
сперва на гитаре и балалайке. В то время репертуар Юсупова составляли русские
наигрыши и скабрёзные частушки, которые он постеснялся исполнять в присутствии
сына друга.
К дечиг-пондару и родному материалу наш информант перешёл
следующим образом. Ещё по возвращении в 50-х годах из Казахстана, куда ингушей
и чеченцев в 1944 году депортировало государство, Мовлади увлёкся
ротировавшейся на местном радио «народной музыкой». Преимущественно эфир
заполняли произведения чеченских композиторов, аранжировки старинных мелодий,
но Мовлади, как и многие, принял эти стилизации за подлинно традиционное. «Это
старинная народная чеченская мелодия, её написал Димаев Умар, известный
композитор», — в таком духе комментировал Мовлади записанное.
Если сказать, что Юсупов попросту ошибся или нарочно выдал
советскую эстраду за корневой фольклор, возникает лабиринт вопросов. Правильно
ли ставить знак равенства между музыкой «народной» и «традиционной»? Мерило —
это изученный фольклористами канон или то, что исполнитель именует традицией?
Может ли нефольклорное произведение стать народным?
Попытку выбраться из лабиринта мы предприняли во время
работы над девятым релизом с абхазским ансамблем Гунда и продолжили на OR-013 с
балкарским хором Ийнар. В описании к последнему говорится, что творчество
советских композиторов и исполнителей, похоже, создало параллельную традицию.
Она передаётся бесписьменным путём, но не «от отца к сыну», через народные
собрания, а от артиста к слушателю посредством радио.
У Мовлади, воспитанного в советской чеченской музыкальной
среде, свой взгляд на функции фольклора. Ему не известны илли (традиционный вид
песен у чеченцев) о знаменитых абреках, Русско-Кавказской войне или
междоусобных конфликтах. Так, на вопрос о песнях кровной мести Мовлади ответил:
«Чего хорошего в том, что человек убивает соседа ради мести? Что в этом
героического? Герой — тот, кто сможет положиться на Бога и простить. Люди бы не
стали петь о плохом».
Этим объясняется логика, согласно которой Мовлади выбрал
мелодии: они о добром в общечеловеческом понимании. Для Юсупова традиционная
песня — не отражение сторон жизни, подчас вовсе не позитивных, а средство
воспевания добродетелей. Возможно, ему, как и многим чеченцам, повидавшим не
один конфликт, суровой действительности хватает вне музыки.
Для записи Мовлади сыграл мелодии чеченских лирических песен
и вариации на танцевальные наигрыши (по большей части — разновидности лезгинок)
периода после Великой Отечественной войны. Частый сюжет песен — послание юноши
к девушке или случайная встреча молодых у ручья, в которых обыгрываются
советские стереотипы о горянке с кувшином, благородном джигите и солнечном
горном крае.
В этом плане сильно выделяются наигрыши на чондарге
суфийских мелодий, исполняемых во время зикров. Говорят, на скрипке во время духовных
практик играют суфии из тариката Нахшбанди, братства, которое не раз
отказывалось идти на контакт с Ored Recordings, даже при наличии уважаемых в
Чечне проводников. Сам Мовлади не слишком религиозен: просто слышал, как эти
мелодии исполнялись по ходу врачевания (специальные наигрыши такого рода
известны, например, у абхазов и адыгов) или собственно зикров.
На записи Мовлади не поёт. Видимо, пение он и не
практиковал, запоминая мелодии не для будущих выступлений, а просто так.
Говорит это отнюдь не о «качестве» исполнителя, а о специфике уже попадавших в
сферу нашего внимания схем и особенностей передачи музыки от профессионального
исполнителя к самодеятельным музыкантам.
Харон Рамзанович Болотбиев —
бывший директор Государственной галереи имени Ахмат-Хаджи
Кадырова и член Общероссийского народного фронта, что сказывается на его
восприятии себя, музыки и аудитории.
Как и у Мовлади, у Харона нет дипломов консерваторий или
серьёзного опыта выступлений. Героическими илли, которые мы искали, Болотбиев,
кажется, не интересовался. Зато помнил немало лирических и патриотических песен
советского периода. Сюжеты и тематика те же: восхитительные виды Кавказа,
буйный Терек, джигит и горянка на берегу и далее по списку. Шаблон это ленивых
поэтов или канон уже советской традиции — ответ зависит от оптики наблюдателя.
Сам Харон называет творчество чеченских композиторов «старинными песнями» или
«народным фольклором».
Хотя оба исполнителя сыграли музыку одного периода и жанра,
звучание релизов сильно различается. И дело не в том, что на первом альбоме
только инструментальные наигрыши, а на втором присутствует пение. Причина
непохожести — отношение к факту записи и себе как исполнителю.
Мовлади согласился на эту затею только чтобы не обидеть
гостей — судьба релиза и презентация вайнахской музыки его интересовали мало.
Болотбиев же надел для записи национальный костюм и взял книгу с текстами песен
— дабы не ошибиться и продемонстрировать сохранность и богатство чеченской
песенной культуры. Харон привык к официальным мероприятиям и наше общение
больше напоминало запись альбома, чем этнографическую экспедицию. Сложно
сказать, ощущал ли он радость от исполнения.
Что представлено на этих двух релизах вайнахской музыки —
«клюква» или ставшая традицией часть советской культуры — мы затрудняемся
ответить, не зная, возможен ли чёткий ответ там, где новые ритуалы, контексты и
каноны звучания формируются постоянно и живут параллельно.
Треклист:
1. Утро на Тереке
2. Земля отцов
3. Мой Кавказ
4. Земля отцов (II)
5. Красавице
6. Хелхаран (танцевальная)
7. Крутись, колесо!
8. Кавказское утро
9. Время
10. Крик души
Запись звука: Тимур Кодзоков.
Правка звука, сведение: Тимур Кодзоков.
Фото на обложке: Евгений Харламов
Дизайн обложки: Милана Халилова.
Текст: Булат Халилов, Ярослав Суздальцев.
Особая благодарность Адлану Болотбиеву.
Записано в марте 2016 года.
Место записи: Толстой-Юрт, Чечня, Россия.
OR 016-2 (NEPA)
credits
released July 28, 2017
Hiç yorum yok:
Yorum Gönder